Жизнь окнами в сад
Текст | Елена Алексеева
Ирине Сергеевне Исаевой сад был ниспослан с самого рождения и на всю жизнь. Она выросла в семье знаменитого садовода, ученого-селекционера Сергея Ивановича Исаева. Сама она тоже крупный ученый, доктор сельскохозяйственных наук.
Раньше весь уклад российской жизни был связан с садами. Сейчас их осталось мало. Состоятельные люди предпочитают настоящим садам садовый дизайн, остальные же сажают преимущественно овощи, кустарники и цветы.
Ирина Сергеевна рассказывает о том, как относились к садам в старину: «В XVII веке голландцы засылали в Москву шпионов, чтобы узнать: как это москвичи умудряются выращивать у себя в огородах дыни и виноград? А секретов особенных и не было. Просто русские состояли в каких-то совершенно особых, можно сказать, интимных отношениях со своим огородом. К примеру, после заката похолодало, а ночью хозяин вышел из дома по нужде. Прохладно ему на улице в одном исподнем, значит, и дыне прохладно, надо ее полушубком накрыть».
Иностранцев поражали сады Московии. Домов за деревьями не было видно. Вместе с плодовыми культурами и овощами у нас выращивали лекарственные растения. Потом появились немцы со своими таблетками, и русские перестали сажать лечебную траву. А жаль.
Изрядным садоводом слыл царь Алексей Михайлович. Роскошные сады разводили в Измайлове. Там пытались вырастить абрикосы, персики. Каждый уважающий себя помещик имел собственную оранжерею. Сейчас в это трудно поверить, но до революции Россия поставляла в Европу ананасы. А легендарные висячие сады в Кремле — что рядом с ними сады Семирамиды! Берсеневская набережная в Москве когда-то утопала в зарослях крыжовника. В старину его называли «берсень».
Звание садовода было почетным в России. Имена самых даровитых и удачливых выбивались золотыми буквами на мраморных плитах.
Лилия, пахнущая фиалкой
Каких только садов Ирина Сергеевна не видела: гигантских промышленных и небольших коллекционных, на камнях, в пустыне… Но главный для нее — ее собственный, в подмосковном поселке Мичуринец. Этот поселок появился в 30-х годах после сталинского указа о выделении трех улиц в писательском поселке Переделкино для лучших садоводов. Семья профессора Исаева поселилась в Мичуринце, когда Сергей Иванович стал деканом биологического факультета МГУ и возглавил университетскую кафедру генетики. Тогда же он получил Сталинскую премию за новые сорта яблок. Появились деньги, и осуществилась его давняя мечта о собственном саде.
У входа в сад — посаженный Сергеем Ивановичем пурпуролистный орех: в ноябре среди зеленых листьев мерцают красные орехи, в мае листья ярко-красные. Куст боярышника тоже чудит, недаром ведь привезен из сада самого Мичурина: ягоды на нем размером с яблочко. Подпирает небо высоченный тополь, и он уникален. Это гибрид пирамидального и обыкновенного тополя, подарок знаменитого селекционера Яблокова. Ирина Сергеевна подозревает, что тополь Яблокова существует на Земле в одном экземпляре — у нее в саду. Так же как и лилия Мичурина, единственная в природе лилия, пахнущая фиалкой. Плоды яблони сорта «Россиянка» внешне похожи на антоновку, от которой и ведут происхождение, но хранятся дольше — до конца весны. Когда-то этот сорт вывел отец Ирины Сергеевны. Сегодня, чтобы «Россиянка» не исчезла как вид, Ирина Исаева занимается ее размножением, отдает в другие сады.
Около дома растет дерево, тоже подаренное Яблоковым, — гибрид грецкого и маньчжурского орехов. Грецкий орех у нас не приживается, не хватает солнца, а гибрид прекрасно себя чувствует и плодоносит.
«Я садом лечусь» — Ирина Сергеевна любит повторять эту фразу, сказанную садоводом Рыловым. Если ее отец, вернувшись с работы, сразу шел в сад смотреть, какой цветок расцвел, какие плоды поспевают, домашние уже знали, что у него на работе неприятности, ему надо успокоиться.
Удивительная яблоня в центре сада полвека назад была обыкновенным дичком. К нему селекционер Исаев в виде эксперимента привил множество яблонь разных сортов. Получилось дерево-сад. На нем до поздней осени висят яблоки: белые, красные, зеленые, мелкие, крупные — любые.
Сад в память
В начале войны Сергей Исаев работал в Тамбовской области, в г. Мичуринске, в лаборатории Ивана Владимировича Мичурина, умершего в 1935 году. Чтобы уберечь от голодных мальчишек яблоки с коллекционных деревьев, у каждого дерева выставляли по курсанту местного летного училища. Правда штыки у винтовок снимали, чтобы сами сторожа не могли пустить в дело «плодосборник».
Когда немцы подходили к городу, черенки растений сада Мичурина увозили подальше, в безопасные места. Правительственная телеграмма из Москвы застала профессора Исаева в Саратове: его вызывали в Москву на совещание. Оказывается, принимался закон о садах. Сергей Иванович поинтересовался: «Какие сады в войну?» Ему ответили: «Это как раз говорит о нашей уверенности в победе. Cады будут памятниками погибшим». На этой волне по всей стране началась мощнейшая послевоенная посадка садов. Тогда еще были ученые, хорошо знавшие, как это делается.
Но как часто в России бывает, за кампанией следует антикампания. Создали великолепные сады, разработали научную базу. Но прошло не так много времени, и сады начали потихоньку вырубать, потому что каждую яблоню обложили непомерным налогом. Да и с переработкой плодов не справлялись, все гнило. Сегодня сады заброшены. Быстро поднять их невозможно. Это ведь огромные создания, как мамонты.
По нынешним коммерческим меркам сад — вещь невыгодная: один год есть урожай, другой — может и не быть. В сад надо несколько лет вкладывать деньги, не ожидая быстрой отдачи. Но это у нас. За границей же садоводство — прибыльный бизнес.
«Меня поразили частные сады в Польше, — вспоминает Ирина Сергеевна. — В ее истории не было развитого садоводства. Но вот после войны вернулся из эмиграции профессор Пененжек и сделал из своей страны садоводческую державу. У нас давно известна созданная им фирма “Морозилка” — овощи и фрукты глубокой заморозки.
Польские садоводы старались даже так выбирать жен, чтобы объединять участки. Пененжек не уставал повторять: закладывая сады, тут же думайте о переработке. Поэтому у садоводов есть огромные холодильные комнаты. Полдня человек работает на собственной земле, а потом на лошади или на тракторе везет свою продукцию на завод, где сам ее и перерабатывает».
И все-таки русские сады, уверена Ирина Исаева, и в нынешнем положении выгодно отличаются от иностранных. Потому что есть стремление к разнообразию сортов. Пусть какой-то из них не очень урожайный или неважно хранится, но он вкусный. А за границей считают: главное — чтобы сорт хорошо лежал, а вкус — второе дело. Поэтому там нет сортового обилия. Плод окутывается химией — ни запаха, ни вкуса, зато красив и не скоро сгниет.
Народный ученый
Яблоня — коренное плодовое дерево России. Приезжавшие к нам иностранцы издавна связывали стать и красоту русских женщин с тем, что они едят много яблок.
Для русских яблоня, по словам Ирины Сергеевны, означает прежде всего стабильность. Есть примета: посадил яблоню, значит, далеко и надолго от нее не уедешь.
Ее отец вывел более 30 новых сортов яблок. Один из них, отмеченный Сталинской премией, называется «Медуница». Так в юности он называл маму Ирины Сергеевны.
«Раньше про таких людей, как отец, говорили: народный ученый. И это правильно. Я постоянно бываю в глубинке и частенько слышу: “А у нас есть сорт Сергея Ивановича”. Сколько лет прошло, а обычные люди, не биологи, помнят его имя-отчество».
Какое-то время Сергей Исаев работал в московских Сокольниках, на Центральной биологической станции. У писателя Александра Крона есть запись: в 20-х годах в Москве было два самых замечательных места: студия Мейерхольда и станция юннатов в Сокольниках. Крон ее посещал. Там учили жить природой. Многие юннаты из бывших беспризорников стали потом учеными-биологами. Однажды все поехали на экскурсию к Мичурину. Тот приметил начинающего селекционера и дал ему семена яблони Кандиль-китайки, которая произошла от знаменитых крымских синапов, очень вкусных яблок.
Наше самое «долгое» яблоко — антоновка хранится лишь до Рождества. До революции в январе, феврале, марте для богатых людей везли синапы из Крыма — сначала на лошадях, потом поездом. У Мичурина была мечта: адаптировать крымские сорта к холодам Центральной России. Он сделал первые скрещивания с китайкой, получил кандиль-китайку.
Сергей Иванович 20 лет работал над селекцией кандиль-китайки. И случилось! Северный синап остался типичным крымским синапом, только способным расти и в Центральной России. Теперь это сорт классический, потеснивший даже антоновку.
«Отец бросил Москву, чтобы работать в Мичуринске, — рассказывает Ирина Сергеевна. — Чтобы получился новый сорт, требуется время плюс опыт, интуиция, терпение, необычайная работоспособность и, конечно, знания. Ведь из тысяч маленьких, еще не плодоносящих растений прозорливым взглядом нужно увидеть то одно, которое может основать будущий сорт.
О Мичурине сейчас почему-то говорят неуважительно, — продолжает она. — Дескать, был неграмотен. Чепуха! Он окончил несколько классов гимназии, выучил языки и читал все международные каталоги. Выписывал со всего мира растения, выяснял, будут ли они в наших условиях жить или нет, как и что можно изменить. За его коллекцией растений еще до революции приезжали американцы, предлагали продать. Не продал. Потом американцы приезжали еще раз, хотели Мичурина с его коллекцией вывезти на пароходе в США. Но он опять отказался.
Очень любят у нас противопоставлять Ивана Мичурина и Николая Вавилова. Но Николай Иванович приезжал к Мичурину со своими сотрудниками ежегодно. К Ивану Владимировичу вообще люди тянулись. Что-то в нем было, видимо, от мага. Ему удавалось то, что потом никто не мог повторить. У него была особая связь с растениями.
Отец никогда не отказывался от того, что он мичуринец. Я до сих пор читаю труды Мичурина. Он гений. Его надо читать, когда ты ничего про растения не знаешь и для тебя все откровение либо когда ты уже знаешь немало. Тогда за каждой простой мичуринской фразой видишь многоe.
А сегодня в электричке иногда слышишь: “А! Мичурин всю антоновку испортил!” Не читали, не знают, где-то слышали и уже делают научные выводы. Это все наша безграмотность, бескультурье».
Земледелец матушка Феофила
«Самыми первыми садоводами на Руси были монахи, — говорит Ирина Исаева. — Знамениты сады Валаамского монастыря, которым уже больше 200 лет. Монахи записывали свой опыт в книги, чтобы научить других. До сих пор существуют сорта, выведенные когда-то в монастырях. Причем сады служили не только подмогой в пропитании. Они — Божий храм под открытым небом, место уединения и молитв».
Сегодня в восстанавливаемые монастыри вместе с иконописцами и плотниками приглашают и садоводов. Ирина Сергеевна помогала закладывать сады в пяти монастырях. Она часто вспоминает высказывание калужского губернатора: вид брошенных садов развращает душу.
Как-то в Калужской области ее пригласили заехать на минутку в местный женский монастырь (Богородично-Рождественскую Девичью пустынь), посмотреть, какие у монашек теплицы. Ирина Сергеевна увидела храм на берегу реки, косогор, спускавшийся к воде, и ее словно озарило: вот бы где посадить сад! И он появился — прежде всего усилиями настоятельницы монастыря матери-игуменьи Феофилы. Постепенно сад привлек к себе внимание и живущих вне монастырских стен. Люди начали приходить за черенками для собственных участков.
Исаева рассылает черенки в адрес многих монастырей. На вопрос, почему она это делает, Ирина Сергеевна отвечает: «Не могу сказать, что я все с восторгом принимаю в сегодняшнем дне монастырей. Но это сейчас единственное место, где восстанавливается садоводство».
Автор нескольких книг (последняя, «Мой сад — день за днем», стала бестселлером), она давно хочет написать эссе. Жили два человека не очень далеко друг от друга. Родились с разницей в два года, ушли из жизни в один год. Первый звал в небо и говорил, что человечество не останется вечно на Земле, а в погоне за воздухом и пространством уйдет в космос. Второй же призывал украсить Родину садами. Это были Циолковский и Мичурин. Ирине Сергеевне ближе призыв Мичурина.
Статья из журнала БОСС. Оригинал статьи здесь.
Оставить комментарий